А.А. Раков

По истории раскулачивания на Урале на сегодняшний день имеется обширная и весьма разнообразная литература, написаны сотни исследований. Среди них встречаются и историографические обзоры. Однако обзоры эти не охватывают период со второй половины 1990-х гг. по настоящее время. Данная статья – попытка восполнить этот пробел.

Но прежде считаем необходимым в общих чертах охарактеризовать советскую историографию данной проблемы.

Работы конца 1920 – середины 1930-х гг., как правило, представляют собой статьи и речи партийных деятелей, руководивших раскулачиванием. Поэтому они не имеют исследовательского характера. В середине 1930 – середине 1950-х гг. отечественная историческая литература находилась в еще более жестких идеологических рамках, чем в предыдущие годы. После выхода «Краткого курса истории ВКП(б)» тема «ликвидации кулачества как класса» стала считаться исчерпывающе изученной, и, соответственно, дальнейший научный поиск не приветствовался.

В конце 1950 – начале 1960-х гг. новаторские идеи появились в работах В.П. Данилова и В.М. Селунской^1 : ими было доказано отсутствие необходимой материально-технической базы для производственной кооперации деревни к концу 1920-х гг., подчеркивалась роль административных методов в проведении коллективизации. Со второй половины 1960-х гг. ситуацию с явным преобладанием региональной тематики изменил выход в свет монографии Ю.С. Кукушкина² . Автор, в частности, показал, что крестьян лишали производственных источников существования путем насильственной экспроприации.

1970-е гг. были «малоурожайными» на работы по раскулачиванию. Но именно тогда появился наиболее фундаментальный и концептуально значимый труд – монография Н.А. Ивницкого[3]. На большом фактическом материале он раскрыл закономерности и формы классовой борьбы в деревне, показал процесс раскулачивания с точки зрения масштабов, сроков и географии, судьбы спецпереселенцев и их «трудовое перевоспитание». Оставаясь, естественно, в рамках официальной концепции, Ивницкий сделал ряд существенных замечаний и оговорок, означавших фактически попытку ее корректировки. В частности, он подверг сомнению правильность отказа от предложения подкомиссии К.Я. Баумана принимать, при определенных условиях, кулаков в колхозы. Такое сомнение по, казалось бы, частному вопросу, означало, что под сомнение ставились выбранные методы решения «ликвидации кулачества как класса». Поэтому Ивницкий подвергся жесткой критике.

В конце 1980-х гг. историки начали осторожно обращаться в рамках темы массовых репрессий к проблеме искажений в политике раскулачивания и коллективизации.

Современный, постсоветский, этап изучения проблемы репрессий сопровождается публикацией новых источников, проведением большого числа научных конференций по этой теме и появлением первых обобщающих работ  как в масштабе всей страны, так и регионального уровня. Причем на работы отечественных исследователей неизбежно стали оказывать влияние труды ведущих западных специалистов, часть из которых была переведена на русский язык.  Так, в своей книге о советском крестьянстве 1930-х гг. Ш. Фицпатрик, описывая апокалиптические настроения в деревне, систематизировала «стратегии», которые использовали крестьяне, чтобы противостоять коллективизации: «стратегия подчиненных», вооруженные выступления, повседневное сопротивление, бегство⁴ .

В трех новых монографиях Н.А. Ивницкого в широком плане освещены причины, ход, методы и последствия раскулачивания, традиционные подходы и оценки советской историографии сменились более научными и объективными, показана роль советского репрессивного аппарата в раскулачивании[5].

В работе В.Я. Шашкова были затронуты проблемы судеб переселенцев в СССР и прослежены основные этапы жизни раскулаченных; много внимания было уделено и социальным последствиям раскулачивания⁶ . Несмотря на то, что к концу 1931 г. зажиточная часть крестьянства была раскулачена и выселена в отдельные регионы, процесс раскулачивания в СССР растянулся почти на четверть века[7]. В другой своей работе[8] В.Я. Шашков предложил новую периодизацию репрессий: 1-й этап – вторая половина 1929 г. – стихийная фаза, инициатива принадлежит бедняцко-батрацким массам (только в РСФСР разорено 120 тыс. хозяйств); 2-й этап – 1930 г. – в основных зерновых регионах было раскулачено 337,6 тыс. хозяйств; 3-й этап – 1931 г. – в основных районах раскулачено более 250 тыс. хозяйств; 4-й этап – 1933–1940 гг. – на Северном Кавказе, в Закавказье, в Украине и Молдавии раскулачено 250 тыс. хозяйств; 5-й этап: 1945–1952 гг. – в Прибалтике, Белоруссии, Молдавии, Псковской области было раскулачено 65 204 человек. Итого: за 1929–1952 гг. было разорено 1 010 407 крестьянских хозяйств⁹ .

Недостатки такой классификации достаточно очевидны и уже были отмечены, в частности С.А. Красильниковым[10]. Наиболее важные из них: выпадение из периодизации 1932 г., отсутствие 1937 г., «большого террора», в качестве отдельного этапа, выпадение периода Великой Отечественной войны.

Особо отметим работы, выявляющие региональную специфику процесса раскулачивания.

На примере Центрального Черноземья рассматривает репрессии, в том числе и против зажиточного крестьянства, О.Л. Шашкова[11], исследуя деятельность центральных и региональных органов государственной власти и управления.

Заслуживает внимания работа В.И. Михеева, где автор указывает на факт, не оставшийся без внимания и в других регионах: после публикации статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов» (2 марта 1930 г.) значительно упал уровень коллективизации. В этом смысле поражают цифры, приводимые автором: в Курском округе уровень коллективизации снизился с 91,5 % на 1 марта 1930 г. до 9,9 % на 1 мая того же года[12].

И.Ф. Ялтаев указывает количество крестьянских выступлений в республике Марий Эл и соотносит их с деятельностью партийных органов[13]. При этом автор приводит мнения крестьян, которые считали, что в деревне кулаков нет, и относились к раскулаченным с сочувствием, а интеллигенция области полагала, что политика партии в деревне – разорение трудового крестьянства[14].

В работе В.Н. Уйманова раскрывается механизм действия репрессивной системы в Западной Сибири на примерах потоков спецконтингентов и судеб отдельных пострадавших через обработку отчетных документов органов госбезопасности, что позволяет определить число репрессированных по политическим мотивам[15]. С.А. Красильников останавливается на феномене принудительного труда крестьян-спецпереселенцев в том же регионе, особенно пристальное внимание уделяя при этом разновидностям, специфике и функционированию различных типов артелей[16].

В.М. Кириллов большое внимание уделяет раскулачиванию и спецпереселению в Нижнетагильском регионе, а также делает вывод о неэффективности социалистической системы организации труда на основе анализа условий жизни спецпереселенцев[17].

Именно на современном этапе историки начали активно заниматься раскулачиванием и репрессиями на селе. Это особенно заметно по Уральскому региону. Вышли из печати сборники документов о судьбах спецпереселенцев на Урале, кулацкой ссылке, воспоминаний раскулаченных[18].

В уральской периодике имеется много публикаций о раскулачивании, причем большинство из них – после 1990 г. В печальный юбилей – 60-летие начала коллективизации – была предпринята попытка, опираясь на доступные документы, описать масштабы крестьянской трагедии. Были подробно освещены: практика решения судьбы любого крестьянина чрезвычайной тройкой в составе первого секретаря РК партии, председателя райисполкома и начальника районного отделения ОГПУ, употребление, вслед за Сталиным, теоретически совершенно неверного клише «ликвидация кулачества как класса», поскольку кулачество не было классом, согласно ленинскому определению^19 ; массовые нарушения законности в процессе раскулачивания и невероятно жестокие меры в отношении спецпереселенцев[20].

Описанием процесса переселения в Свердловскую область занимались екатеринбургские ученые А. Капустин и В. Мотревич. По их сведениям, всего в Уральском регионе оказалось 101,4 тыс. ссыльных семей, что составляло примерно 480 тыс. раскулаченных[21].

А. Нахтигаль считает, что раскулачивание в действительности было рассереднячиванием. Не стала исключением и Челябинская область, где руководители стремились опередить сроки раскулачивания: секретарь Челябинского окружкома партии А.И. Финковский и председатель окрисполкома А.Т. Попков писали в директиве от 29 января 1929 г. с грифом «Совершенно секретно»: «Вся оперативная работа по ликвидации кулачества как класса должна быть развернута немедленно и закончена в течение февраля»[22].

И.Е. Плотников анализирует деятельность местных Советов на первом этапе коллективизации, акцентируя внимание на создании колхозов-гигантов, искажениях партийной линии и взаимоотношениях Уралоблкома ВКП(б) с Уралоблисполкомом[23], отмечая несоответствие деятельности местных органов запросам центральных по темпам коллективизации[24].

Некоторые исследователи умело сочетали в своих статьях первичную публикацию документов с их непосредственным анализом, концентрируя внимание то на демографической характеристике спецпереселенцев[25], то на отсутствии твердой линии в подходах к оценке перспектив коллективизации в Уралобкоме[26].

В сборнике работ конференции «Южный Урал в судьбе России», посвященной 70-летию Челябинской области, тема репрессий также не обойдена стороной. В.В. Бетенев сообщает сведения об итоговом количестве выселенных по Челябинскому округу в 1930 г.[27], а Н.И Максимов убедительно доказывает, что местный актив, действовал по принципу «лучше перераскулачить, чем недовыполнить задание»[28].

Диссертационный материал по теме раскулачивания на Урале разнообразен. Л.В. Захаровский, например, сосредоточивается на создании и функционировании «кулацкой ссылки» в Уральской области, а также ее социальных последствиях, отмечая, что темпы коллективизации стали нагнетаться только с осени 1930 г. Именно поэтому можно сделать вывод о приоритетности политики «ликвидации кулачества как класса», конкретизированной в плане, разработанном «комиссией Молотова»[29].

А.С. Еремин рассматривает ту же проблему, но более конкретно в территориальном плане – на примере Среднего Урала: приводятся цифры принудительной колонизации северных районов Ирбитского округа, отмечается, что количественные выражения кулацких хозяйств по установленным признакам произвольны, а также освещается вопрос антицерковной кампании в регионе. При этом весь 1929 г. происходило нагнетание социальной напряженности: готовился плацдарм для раскулачивания[30].

М.В. Попов констатирует, что делопроизводственная документация, непосредственно касающаяся крестьян, по разным причинам искажалась чиновниками, и для выяснения подлинности данных необходимо сопоставить их с источниками, имеющими критическую направленность: материалами инспекторских проверок, контрольных обследований, рейдов печати, обращениями просвещенцев и работников бытовых учреждений в партийно-советские контрольные органы, жалобами населения и т.п.[31]

Л.В. Алексеев отмечает, что политика коллективизации и раскулачивания привела к почти трехкратному сокращению числа крестьянских хозяйств на Урале[32]. Автор доказывает, что катастрофическое сокращение поголовья скота в первой половине 1930 г. было вызвано коллективизацией и раскулачиванием сельского хозяйства, а также делает вывод о том, что в 1929 – 1930 гг. происходило фактически раскрестьянивание деревни[33].

Таким образом, современная отечественная историография раскулачивания крестьян на Урале развивается по нескольким направлениям: 1) расширение круга изучаемых категорий крестьянского населения, на которых обрушились репрессии; 2) освещение в рамках журнальных и газетных статей конкретных судеб раскулаченных, истории их семей; 3) появление обобщающих работ, особенно диссертаций, охватывающих значительные территории и временные периоды. При этом взгляды на раскулачивание сменились с традиционных советских на более реалистичные: показываются репрессивные методы государства в политике по отношению к деревне в 1930-х гг., поднят вопрос о соотношении ее цели и средств ее достижения.

Примечания

---

[1] Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. М., 1957; Селунская В.М. Борьба КПСС за социалистическое преобразование сельского хозяйства. М., 1961.

[2] Кукушкин Ю.С. Сельские советы и классовая борьба в деревне (1921 – 1932 гг.). М., 1968.

[3] Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса. М., 1972.

[4] Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е гг.: деревня. М., 2001.

[5] Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1994; Он же. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928 – 1933 гг.). М., 2000; Он же. Судьба раскулаченных в СССР. М., 2004.

[6] Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930 – 1954 гг.). Автореф. дис. … докт. ист. наук. М., 1995.

[7] Там же. С. 17.

[8] Шашков В.Я. Репрессии в СССР против крестьян и судьбы спецпереселенцев Карело-Мурманского края. Мурманск, 2000.

[9] Там же. С. 6–7.

[10] Красильников С.А. Серп и молох: Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е гг. М., 2003. С. 11–13.

[11] Шашкова О.Л. Репрессивная политика государства в 1928 – 1939 гг. и ее последствия (на материалах Центрального Черноземья). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Курск, 2000.

[12] Михеев В.И. Сопротивление курского крестьянства в политике большевиков в 1918 – 1933 гг. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Курск, 1998. С. 20.

[13] Ялтаев И.Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929 – 1936 гг. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Казань, 1999.

[14] Там же. С. 17

[15] Уйманов В.Н. Массовые репрессии в Западной Сибири в конце 20-х – начале 50-х гг. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Томск, 1995.

[16] Красильников С.А. Спецпереселенцы, спецартели и спецорганы: механизмы и результаты спецколонизации севера Западной Сибири в 1930-е гг. // ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М., 2005. С. 279–316.

[17] Кириллов В.М. История репрессий на Урале 1920-е – начало 50-х гг. (на материалах Нижнетагильского региона). Автореф. дис. … докт. ист. наук. Екатеринбург, 1996.

[18] Кутырева Л.В. История раскулачивания на Урале (к проблеме создания базы данных) // Метод в историческом исследовании. Минск, 1991. С. 155–156; История репрессий на Урале в годы советской власти. Екатеринбург, 1994; История России: по материалам массовых источников. Екатеринбург, 1995; История России: по материалам источников. Екатеринбург, 1996; Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале, 1930 – 1936. М., 1995; Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: Материалы по истории Курганской области. Курган, 1994; Уральское село в XX в. Екатеринбург, 1994 и др.

[19] Цыганов В. Бумеранг коллективизации: Политика ликвидации кулачества на Урале: как это было? // На смену! 1990. 14 нояб. С. 1.

[20] Там же. С. 2.

[21] Капустин А., Мотревич В. Спецпоселенцы // Уральский рабочий. 1991. 9 июля. С. 2.

[22] Нахтигаль А. Раскулачивание // Волга – Урал. 1993. № 46. С. 7.

[23] Плотников И.Е. Местные советы Урала на первом этапе сплошной коллективизации // История индустриализации Урала (1926 – 1932). Свердловск, 1967. С. 147–162.

[24] Плотников И.Е. Ссылка крестьян на Урал в 1930-е гг.: Документы из архивов // Отечественная история. 1995. № 1. С. 160–179.

[25] Земсков В.И. «Кулацкая ссылка» в 30-е гг. // СОЦИС. 1991. № 10. С. 3–21.

[26] История индустриализации Урала (1926 – 1932). Свердловск, 1997. С. 102–131.

[27] Бетенев В.В. Правоохранительные органы Южного Урала в период проведения коллективизации // Южный Урал в судьбе России. Челябинск, 2003. С. 137–139.

[28] Максимов Н.И. Судьба российского крестьянства: Раскулачивание и спецпоселения на Южном Урале 1930 – 1941 гг. // Южный Урал в судьбе России. С. 196–200.

[29] Захаровский Л.В. Политика «ликвидации кулачества как класса» и ее проведение в Уральской области, 1929 – 1933. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000.

[30] Еремин А.С. Коллективизация крестьянских хозяйств на Среднем Урале (Ирбитский феномен). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 1997.

[31] Попов М.В. Культура и быт крестьян Урала в 1920 – 1941 гг. Автореф. дис. … докт. ист. наук. Екатеринбург, 1998. С. 19.

[32] Алексеева Л.В. Сельскохозяйственное производство Уральской области в годы первой пятилетки (1928 – 1932 гг.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Курган, 1998.

[33] Там же. С. 13.