По истории раскулачивания на Урале на сегодняшний
день имеется обширная и весьма разнообразная литература, написаны сотни
исследований. Среди них встречаются и историографические обзоры. Однако обзоры
эти не охватывают период со второй половины 1990-х гг. по настоящее время.
Данная статья – попытка восполнить этот пробел.
Но прежде считаем необходимым в общих чертах охарактеризовать советскую историографию данной проблемы.
Работы конца 1920 – середины 1930-х гг., как
правило, представляют собой статьи и речи партийных деятелей, руководивших
раскулачиванием. Поэтому они не имеют исследовательского характера. В середине
1930 – середине 1950-х гг. отечественная историческая литература находилась в
еще более жестких идеологических рамках, чем в предыдущие годы. После выхода
«Краткого курса истории ВКП(б)» тема «ликвидации
кулачества как класса» стала считаться исчерпывающе изученной, и,
соответственно, дальнейший научный поиск не приветствовался.
В конце 1950 – начале 1960-х гг. новаторские идеи
появились в работах В.П. Данилова и В.М. Селунской1 : ими было доказано отсутствие необходимой
материально-технической базы для производственной кооперации деревни к концу
1920-х гг., подчеркивалась роль административных методов в проведении
коллективизации. Со второй половины 1960-х гг. ситуацию с явным преобладанием
региональной тематики изменил выход в свет монографии Ю.С. Кукушкина2 . Автор, в частности, показал, что крестьян
лишали производственных источников существования путем насильственной
экспроприации.
1970-е гг. были «малоурожайными» на работы по
раскулачиванию. Но именно тогда появился наиболее фундаментальный и
концептуально значимый труд – монография Н.А. Ивницкого[3]. На большом фактическом материале он раскрыл
закономерности и формы классовой борьбы в деревне, показал процесс
раскулачивания с точки зрения масштабов, сроков и географии, судьбы спецпереселенцев
и их «трудовое перевоспитание». Оставаясь, естественно, в рамках официальной
концепции, Ивницкий сделал ряд существенных замечаний и оговорок, означавших
фактически попытку ее корректировки. В частности, он подверг сомнению
правильность отказа от предложения подкомиссии К.Я. Баумана принимать, при
определенных условиях, кулаков в колхозы. Такое сомнение по, казалось бы,
частному вопросу, означало, что под сомнение ставились выбранные методы решения
«ликвидации кулачества как класса». Поэтому Ивницкий подвергся жесткой критике.
В конце 1980-х гг. историки начали осторожно
обращаться в рамках темы массовых репрессий к проблеме искажений в политике
раскулачивания и коллективизации.
Современный, постсоветский, этап изучения
проблемы репрессий сопровождается публикацией новых источников, проведением
большого числа научных конференций по этой теме и появлением первых обобщающих работ как в масштабе
всей страны, так и регионального уровня. Причем на работы отечественных
исследователей неизбежно стали оказывать влияние труды ведущих западных
специалистов, часть из которых была переведена на русский язык. Так, в своей книге о советском крестьянстве
1930-х гг. Ш. Фицпатрик, описывая апокалиптические настроения в деревне,
систематизировала «стратегии», которые использовали крестьяне, чтобы
противостоять коллективизации: «стратегия подчиненных», вооруженные
выступления, повседневное сопротивление, бегство4 .
В трех новых монографиях Н.А. Ивницкого в широком
плане освещены причины, ход, методы и последствия раскулачивания, традиционные
подходы и оценки советской историографии сменились более научными
и объективными, показана роль советского репрессивного аппарата в
раскулачивании[5].
В работе В.Я. Шашкова были затронуты проблемы
судеб переселенцев в СССР и прослежены основные этапы
жизни раскулаченных; много внимания было уделено и социальным последствиям
раскулачивания6 . Несмотря на то, что к концу 1931 г. зажиточная
часть крестьянства была раскулачена и выселена в отдельные регионы, процесс
раскулачивания в СССР растянулся почти на четверть века[7]. В другой своей работе[8] В.Я. Шашков предложил новую периодизацию
репрессий: 1-й этап – вторая половина 1929 г. – стихийная фаза, инициатива
принадлежит бедняцко-батрацким массам (только в РСФСР
разорено 120 тыс. хозяйств); 2-й этап – 1930 г. – в основных зерновых регионах
было раскулачено 337,6 тыс. хозяйств; 3-й этап – 1931 г. – в основных районах
раскулачено более 250 тыс. хозяйств; 4-й этап – 1933–1940 гг. – на Северном
Кавказе, в Закавказье, в Украине и Молдавии раскулачено 250 тыс. хозяйств;
5-й этап: 1945–1952 гг. – в Прибалтике, Белоруссии, Молдавии, Псковской области
было раскулачено 65 204 человек. Итого: за 1929–1952 гг. было разорено
1 010 407 крестьянских хозяйств9 .
Недостатки такой классификации достаточно
очевидны и уже были отмечены, в частности С.А. Красильниковым[10]. Наиболее важные из них: выпадение из
периодизации 1932 г., отсутствие 1937 г., «большого террора», в качестве
отдельного этапа, выпадение периода Великой Отечественной войны.
Особо отметим работы, выявляющие региональную
специфику процесса раскулачивания.
На примере Центрального Черноземья рассматривает
репрессии, в том числе и против зажиточного крестьянства, О.Л. Шашкова[11], исследуя деятельность центральных и
региональных органов государственной власти и управления.
Заслуживает внимания работа В.И. Михеева, где
автор указывает на факт, не оставшийся без внимания и в других регионах: после
публикации статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов» (2 марта 1930 г.)
значительно упал уровень коллективизации. В этом смысле поражают цифры,
приводимые автором: в Курском округе уровень коллективизации снизился с
91,5 % на 1 марта 1930 г. до 9,9 % на 1 мая того же года[12].
И.Ф. Ялтаев указывает
количество крестьянских выступлений в республике Марий Эл и соотносит их с
деятельностью партийных органов[13]. При этом автор приводит мнения крестьян,
которые считали, что в деревне кулаков нет, и относились к раскулаченным с
сочувствием, а интеллигенция области полагала, что политика партии в деревне –
разорение трудового крестьянства[14].
В работе В.Н. Уйманова раскрывается механизм
действия репрессивной системы в Западной Сибири на примерах потоков
спецконтингентов и судеб отдельных пострадавших через обработку отчетных
документов органов госбезопасности, что позволяет определить число
репрессированных по политическим мотивам[15]. С.А. Красильников останавливается на феномене
принудительного труда крестьян-спецпереселенцев в том же регионе, особенно
пристальное внимание уделяя при этом разновидностям, специфике
и функционированию различных типов артелей[16].
В.М. Кириллов большое внимание уделяет
раскулачиванию и спецпереселению в Нижнетагильском регионе, а также делает
вывод о неэффективности социалистической системы организации труда на основе
анализа условий жизни спецпереселенцев[17].
Именно на современном этапе историки начали
активно заниматься раскулачиванием и репрессиями на селе. Это особенно заметно
по Уральскому региону. Вышли из печати сборники документов о судьбах
спецпереселенцев на Урале, кулацкой ссылке, воспоминаний раскулаченных[18].
В уральской периодике имеется много публикаций о
раскулачивании, причем большинство из них – после 1990 г. В печальный юбилей –
60-летие начала коллективизации – была предпринята попытка, опираясь на
доступные документы, описать масштабы крестьянской трагедии. Были подробно
освещены: практика решения судьбы любого крестьянина чрезвычайной тройкой в
составе первого секретаря РК партии, председателя райисполкома и начальника
районного отделения ОГПУ, употребление, вслед за Сталиным, теоретически
совершенно неверного клише «ликвидация кулачества как класса», поскольку
кулачество не было классом, согласно ленинскому определению19 ; массовые нарушения законности в процессе
раскулачивания и невероятно жестокие меры в отношении спецпереселенцев[20].
Описанием процесса переселения в Свердловскую
область занимались екатеринбургские ученые А. Капустин и В. Мотревич. По их
сведениям, всего в Уральском регионе оказалось 101,4 тыс. ссыльных семей, что
составляло примерно 480 тыс. раскулаченных[21].
А. Нахтигаль считает, что раскулачивание в
действительности было рассереднячиванием. Не стала исключением и Челябинская
область, где руководители стремились опередить сроки раскулачивания: секретарь
Челябинского окружкома партии А.И. Финковский и председатель окрисполкома А.Т.
Попков писали в директиве от 29 января 1929 г. с грифом «Совершенно секретно»:
«Вся оперативная работа по ликвидации кулачества как класса должна быть
развернута немедленно и закончена в течение февраля»[22].
И.Е. Плотников анализирует деятельность местных
Советов на первом этапе коллективизации, акцентируя внимание на создании
колхозов-гигантов, искажениях партийной линии и взаимоотношениях Уралоблкома ВКП(б) с Уралоблисполкомом[23], отмечая несоответствие деятельности местных
органов запросам центральных по темпам коллективизации[24].
Некоторые исследователи умело сочетали в своих
статьях первичную публикацию документов с их непосредственным анализом,
концентрируя внимание то на демографической характеристике спецпереселенцев[25], то на отсутствии твердой линии в подходах к
оценке перспектив коллективизации в Уралобкоме[26].
В сборнике работ конференции «Южный Урал в судьбе
России», посвященной 70-летию Челябинской области, тема репрессий также не
обойдена стороной. В.В. Бетенев сообщает сведения об итоговом количестве
выселенных по Челябинскому округу в 1930 г.[27], а Н.И Максимов убедительно доказывает, что местный
актив, действовал по принципу «лучше перераскулачить, чем недовыполнить
задание»[28].
Диссертационный материал по теме раскулачивания
на Урале разнообразен. Л.В. Захаровский, например, сосредоточивается на
создании и функционировании «кулацкой ссылки» в Уральской области, а также ее
социальных последствиях, отмечая, что темпы коллективизации стали нагнетаться
только с осени 1930 г. Именно поэтому можно сделать вывод о приоритетности
политики «ликвидации кулачества как класса», конкретизированной в плане,
разработанном «комиссией Молотова»[29].
А.С. Еремин рассматривает ту же проблему, но
более конкретно в территориальном плане – на примере Среднего Урала: приводятся
цифры принудительной колонизации северных районов Ирбитского округа,
отмечается, что количественные выражения кулацких хозяйств по установленным
признакам произвольны, а также освещается вопрос антицерковной кампании в
регионе. При этом весь 1929 г. происходило нагнетание социальной напряженности:
готовился плацдарм для раскулачивания[30].
М.В. Попов констатирует, что
делопроизводственная документация, непосредственно касающаяся крестьян, по
разным причинам искажалась чиновниками, и для выяснения подлинности данных
необходимо сопоставить их с источниками, имеющими критическую направленность: материалами
инспекторских проверок, контрольных обследований, рейдов печати, обращениями
просвещенцев и работников бытовых учреждений в партийно-советские контрольные
органы, жалобами населения и т.п.[31]
Л.В. Алексеев отмечает, что
политика коллективизации и раскулачивания привела к почти трехкратному
сокращению числа крестьянских хозяйств на Урале[32]. Автор доказывает, что катастрофическое
сокращение поголовья скота в первой половине 1930 г. было вызвано
коллективизацией и раскулачиванием сельского хозяйства, а также делает вывод о
том, что в 1929 – 1930 гг. происходило фактически раскрестьянивание деревни[33].
Таким образом, современная отечественная
историография раскулачивания крестьян на Урале развивается по нескольким
направлениям: 1) расширение круга изучаемых категорий крестьянского населения,
на которых обрушились репрессии; 2) освещение в рамках журнальных и газетных
статей конкретных судеб раскулаченных, истории их семей; 3) появление
обобщающих работ, особенно диссертаций, охватывающих значительные территории и
временные периоды. При этом взгляды на раскулачивание сменились с традиционных
советских на более реалистичные: показываются репрессивные методы государства в
политике по отношению к деревне в 1930-х гг., поднят вопрос о соотношении ее
цели и средств ее достижения.
Примечания
[1] Данилов В.П. Создание
материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР.
М., 1957; Селунская В.М. Борьба КПСС
за социалистическое преобразование сельского хозяйства. М., 1961.
[2] Кукушкин Ю.С. Сельские советы и классовая борьба
в деревне (1921 – 1932 гг.). М., 1968.
[3] Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне
и ликвидация кулачества как класса. М., 1972.
[4] Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне.
Социальная история Советской России в 30-е гг.: деревня. М., 2001.
[5] Ивницкий Н.А. Коллективизация и
раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1994; Он
же. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928 – 1933 гг.). М.,
2000; Он же. Судьба раскулаченных в СССР. М., 2004.
[6] Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и
судьбы спецпереселенцев (1930 – 1954 гг.). Автореф. дис. … докт. ист. наук. М.,
1995.
[7] Там же. С. 17.
[8] Шашков В.Я. Репрессии в СССР против крестьян и судьбы спецпереселенцев
Карело-Мурманского края. Мурманск, 2000.
[9] Там же. С. 6–7.
[10] Красильников С.А. Серп и молох:
Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е гг. М., 2003. С. 11–13.
[11] Шашкова О.Л. Репрессивная политика
государства в 1928 – 1939 гг. и ее последствия (на материалах Центрального
Черноземья). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Курск, 2000.
[12] Михеев В.И. Сопротивление курского
крестьянства в политике большевиков в 1918 – 1933 гг. Автореф. дис. … канд.
ист. наук. Курск, 1998. С. 20.
[13] Ялтаев И.Ф. Коллективизация сельского
хозяйства в Марийской автономной области в 1929 – 1936 гг. Автореф. дис. …
канд. ист. наук. Казань, 1999.
[14] Там же. С. 17
[15] Уйманов В.Н. Массовые репрессии в
Западной Сибири в конце 20-х – начале 50-х гг. Автореф. дис. … канд. ист. наук.
Томск, 1995.
[16] Красильников С.А. Спецпереселенцы,
спецартели и спецорганы: механизмы и результаты спецколонизации севера Западной
Сибири в 1930-е гг. // ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М., 2005. С.
279–316.
[17] Кириллов В.М. История репрессий на Урале
1920-е – начало 50-х гг. (на материалах Нижнетагильского региона). Автореф.
дис. … докт. ист. наук. Екатеринбург, 1996.
[18] Кутырева Л.В. История раскулачивания на
Урале (к проблеме создания базы данных) // Метод в историческом исследовании.
Минск, 1991. С. 155–156; История репрессий на Урале в годы советской власти.
Екатеринбург, 1994; История России: по материалам массовых источников.
Екатеринбург, 1995; История России: по материалам источников. Екатеринбург,
1996; Славко Т.И. Кулацкая ссылка на
Урале, 1930 – 1936. М., 1995; Сплошная коллективизация и раскулачивание в
Зауралье: Материалы по истории Курганской области. Курган, 1994; Уральское село
в XX в. Екатеринбург, 1994 и др.
[19] Цыганов В. Бумеранг коллективизации:
Политика ликвидации кулачества на Урале: как это было? // На смену! 1990. 14
нояб. С. 1.
[20] Там же. С. 2.
[21] Капустин А., Мотревич В. Спецпоселенцы
// Уральский рабочий. 1991. 9 июля. С. 2.
[22] Нахтигаль А. Раскулачивание // Волга –
Урал. 1993. № 46. С. 7.
[23] Плотников И.Е. Местные советы Урала на
первом этапе сплошной коллективизации // История индустриализации Урала (1926 –
1932). Свердловск, 1967. С. 147–162.
[24] Плотников И.Е. Ссылка крестьян на Урал в
1930-е гг.: Документы из архивов // Отечественная история. 1995. № 1. С.
160–179.
[25] Земсков В.И. «Кулацкая ссылка» в 30-е
гг. // СОЦИС. 1991. № 10. С. 3–21.
[26]
История индустриализации Урала (1926 – 1932). Свердловск, 1997. С. 102–131.
[27] Бетенев В.В. Правоохранительные органы
Южного Урала в период проведения коллективизации // Южный Урал в судьбе России.
Челябинск, 2003. С. 137–139.
[28] Максимов Н.И. Судьба российского
крестьянства: Раскулачивание и спецпоселения на Южном Урале 1930 – 1941 гг. //
Южный Урал в судьбе России. С. 196–200.
[29] Захаровский Л.В. Политика «ликвидации
кулачества как класса» и ее проведение в Уральской области, 1929 – 1933.
Автореф. дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000.
[30] Еремин А.С. Коллективизация крестьянских
хозяйств на Среднем Урале (Ирбитский феномен). Автореф. дис. … канд. ист. наук.
Екатеринбург, 1997.
[31] Попов М.В. Культура и быт крестьян Урала
в 1920 – 1941 гг. Автореф. дис. … докт. ист. наук. Екатеринбург, 1998. С. 19.
[32] Алексеева Л.В. Сельскохозяйственное
производство Уральской области в годы первой пятилетки (1928 – 1932 гг.).
Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Курган, 1998.
[33] Там же.
С. 13.